Моя семья в годы Великой Отечественной Войны - 1

Сильнее смерти

        Газета «Северный Край», 1975 год.(XXX лет Победы)

Эх, дороги, пыль да туман,

Холода, тревоги, да степной бурьян.

Знать не можешь доли своей,

Может, крылья сложишь

Посреди степей…

Край сосновый, солнце встает,

У крыльца родного

Мать сыночка ждет…

А он погиб. Убили его. Лежит в поле. Рядом колоски ржи о чем-то шепчут. Середина июня. Самое цветение лета. Небо синее-синее опрокинулось, и, будто белые лебеди, плывут по нему облака. Вот и пришла твоя смерть, солдат. И не увидит больше тебя мама, и не посмотрит на дорогое лицо, не поплачет счастливыми слезами при встрече.

Ты перестал считать, какой это по счету был бой. Все – атаки, наступления, отходы, дни и ночи – слилось в единое жестокое и страшное своей жуткой беспощадностью слово – война. Ты отбивался в ряду однополчан от наседавшей фашистской своры, яростно стиснув зубы, и в тебе клокотала ненависть к этому звериному отродью в обличье людей. За все его жестокости и поругания, за порушенные и сожженные города и села, за украденные радость и счастье у всего нашего великого народа.

А в короткие часы затишья ты, солдат, мечтал. Что поделаешь – в родной ярославской сторонке только-только отзвенела твоя семнадцатая весна. Ты очень хотел жить, любить… И сейчас в кровопролитных схватках с оголтелым врагом, идя на смертельный бой, ты, как и тысячи твоих однополчан, каждый раз надеялся на счастливый исход.

Нет, никто не хотел умирать…

Фашистская орда, лязгая гусеницами танков, изрыгая огонь из жерл пушек, огромной лавиной двигались на Воронеж. В небе висели крестатые стервятники, и из их утроб, дико воя, сыпались на твою голову бомбы. Казалось, не найдется никакой силы, чтобы удержать натиск этой армады, а потом повернуть вспять, разгромить в ее же логове и завоевать великую победу.

Но такая сила нашлась. Она была в непобедимости нашего социалистического строя, моральном и боевом духе советского воина, в высоком сознании им своего правого дела.

Бой возле деревне Ломово начался на рассвете. Немцы бросили в наступление на наш 1142-й полк 340-й стрелковой дивизии в несколько раз превосходящие силы. Особенно много «работы» предстояло роте истребителей танков, расчетам противотанковых ружей (ПТР). Вражеские бронированные чудовища уже, кажется, сплошь заполонили все поле по горизонту, а вслед за ними выползали все новые и новые. За танками – обезумевшие от упоения победами, пьяные, дико орущие автоматчики.

Третий номер расчета Николай Шалин обеспечивает своего товарища, стреляющего из ПТР, патронами. Вот уже загорелась одна немецкая машина, вторая, третья… один боец из расчета убит. Их осталось двое.

Кругом рвутся снаряды, свистят пули, дрожит и гудит земля, горький едкий дым заслонил солнце. Кромешный ад. Потерян счет времени. Многие очень многие боевые друзья-товарищи Николая Шалина убиты, ранены. Стонущие, раненые зовут санитаров. Большой урон нанесен и фашистам, но их наступление не ослабевает. Где же конец этого боя? Хотя бы сдержать натиск до вечера. Ночью во взводах и ротах прошли партийные и комсомольские собрания. Выступления были короткими. Бойцы клялись беспощадно уничтожать фашистскую гадину. Лучше умереть, чем отступить, но, если случиться отдать жизнь, лучше отдать ее дорогой ценой. Многие беспартийные просили считать их коммунистами.

- Любой ценой, друзья, надо продержаться до темноты! – кричит появившийся возле пэтээровцев командир роты.  – Тогда немцы трусы и паникеры.

Но когда еще будет он, вечер?

Шалин пополз за очередной сумкой патронов…

Это только в кино: стоит и качается простреленный пулей боец; или как пишут в книгах: запомнилась ему березка, прочеркнувшая своей верхушкой голубое небо, и в какие-то мгновения вся жизнь промелькнула перед глазами…